Танки с тыла
И вновь в голове начинается отсчет секундам и минутам, будто я слушаю мину с часовым механизмом, которая в любой момент может оборвать наши жизни.
— Сержант! Танки идут с тыла! — бежит первый часовой.
— Знаю.
— Сержант! Танки идут! — кричит другой часовой.
— Слышу. Чего кричишь?
— Так танки же.
— Подумаешь,— как можно спокойнее отвечаю я.— Чего тут трястись? Не так страшен черт, как его малюют.
— Танки! Танки! — вскоре понеслось по всем окопам. Тяжелые машины в ночной тишине так грохотали, что казалось, вся земля дрожит под гусеницами. Песчаные |тонки окопов потекли мелкими ручейками. Некоторые солдаты пытались сосчитать сколько идет танков.
- Пятнадцать!
- Меньше. Штук десять.
- Больше...
И потянулись люди из ближайших окопов ко мне один но одному. Пушек нет, противотанковых гранат нет, противотанковое ружье — одно, и к нему всего два патрона. голыми руками танки не остановишь.
- Что будем делать?
- Что делать?
Молчу, стараюсь найти самые подходящие слова. Надо ребятам что-то сказать.
-- Ребята! Сами понимаете—за помощью нам не К кому обращаться. Сдаваться? Так все равно немцы никого вставят в живых. А если кто захочет поплакать перед врагом, слюни распустить — все равно погибнет. Они теперь и своих не щадят. Так лучше погибнуть героем, лучше погубнуть русским, советским солдатом, чем превратить- в тряпку, в слюнтяя.
Что нам делать? — доносится опять вопрос.
- Соберите все гранаты. Сделаем связки и подобьем несколько танков. Станем в один ряд все против танков. Дистанция по фронту пять метров. Можно вырыть окопчики. Через десять минут быть всем на линии того часового, что стоит на дороге. Все гранаты, все патроны брать с собой. Дальнейшие команды будут на месте. Всe побежали в свои окопчики собирать боеприпасы. Смотрю, кто-то тащит и противотанковое ружье. Жидкая цепочка выстроилась в указанном месте. Не слышно ни говоров, ни ропота. Рядом со мной оказался морской пехотинец. Он сбросил с себя гимнастерку и остался в одной тельняшке.
- Сержант,—обращается он,—у меня две связки гранат. Я пойду первым. Покажу, как надо бить танки.
— Спасибо,— обнимаю я его, навсегда прощаясь. Иду по всей цепочке солдат.
— Ну что, брат, как настроение?
— Вот это увертюра получается, лешак бы унес.
— Тут уж не увертюра, а финал,— стараюсь улыбнуться.
— Один хрен — не шибко баско.
— Держись, не робей.
— Я как и все.
Почти со всеми попрощался за руку, перемолвился словечком. И тут один из танков ударил из орудия. Снаряд не попал в солдат,— разнес почти половину сарая, где сидели пленные.
— Ребята, пока ничего не предпринимайте. Я сейчас приду,— и побежал проверять часового.
— Жив?
— Жив, товарищ сержант. Пленные в углу сидят, тоже живы. Много их идет?
— Ну, держись! — больше я ничего не мог сказать, пожал ему руку и кинулся к остаткам батальона. Стал в цепь обороняющихся рядом с моряком. Он уже проверяет связки гранат, готовится к встрече врага.
— Рано еще,— хлопаю его по плечу.—: Метров двести, сто пятьдесят будет, тогда выходи. За тобой еще пять человек со связками пойдут. Ну а мы будем бить, чем бог послал.
Грозно, страшно надвигаются тяжелые танки. Они уже близко.
— Ну, пора. Прощай, дорогой моряк!
— Прощай, сержант,— он хотел изобразить улыбку, но она не получилась.
Моряк бросил автомат, взял в обе руки тяжелые связки, расправил плечи, шагнул несколько шагов вперед и вдруг во весь голос запел:
Наверх вы, товарищи! Все по местам! Последний парад наступает!
Врагу не сдается наш гордый «Варяг», Пощады никто не желает.
За ним вышли еще пять человек. С какой решимостью шагают они навстречу танкам, навстречу своей верной гибели. Прощайте, ребята! Этот подвиг не изгладится из памяти народа. Все равно узнают о нас.
Врагу не сдается наш гордый штурмбат, Пощады никто не желает.
Только сейчас я заметил, что поют все, поют во всю грудь, ожесточенно и каждое слово звучит торжественно-трагически, как клятва, как прощание с Родиной. Вот так- враг! Не рассчитывай на легкую победу! Здесь стоят русские солдаты. Стоят насмерть.
И вдруг по всей цепочке покатилась неожиданная весть: «Свои танки!» — «Наши танки!» — «Помощь пришла!»
Вот танки поравнялись с нами, остановились и откры-ись верхние люки.
— Привет героям пехотинцам!
— У-р-р-а-а! У-р-р-а-а! — покатилось по нашим позициям. Из здания штаба вышли раненые, кто мог подняться, и тоже со слезами на глазах кричали «ура!».
— А это что за маскарад? Что за кикиморы? — спросил танкист, и лицо его потемнело.
Я посмотрел и увидел, что вместе с нашими прыгают и радостно кричат «ура!» немцы. Они обнимаются и подкидывают вверх пилотки, смеются.
- Это наши пленные,— пояснил я.
— Ну и ну! Сами в окружении, да еще пленных держите. Герои! Чуть ведь не подбил меня ваш матрос. Ладно во время выглянул из люка. Хана, думаю. «Ты что, парень—кричу,—сдурел. Своих не узнаешь». Тут, смотрю, ослаб он.
Вышли из танков командиры, смотрят на нас и удивляются: «Как смогли так долго держаться?»
— Ну и комбат у вас, ну и майор,— рассказывают они.
— Так он жив? Жив майор Лупинос?
— По дороге его еще ранило. Но он добрался до штаба полка, а командира, Хамидуллина, на месте нет. Тогда он позвонил самому комдиву. Удивительно, как храбро говорил: что вы, говорит, растяпы, делаете? Штурмовой батальон решили угробить?! Ну и пересыпал всю речь убедительными словами. Говорят, о сигнале, комбата стало известно даже командующему нашей пятой армией. Вот и закрутилось все. Бросили к вам на помощь нас — резерв дивизии. Ну и молодцы, ребята! Скоро подойдет пехота. Сменят вас. Отдохнете. Небось давно не спали?
Вскоре появилась пехота: наша смена.
— По машинам!
Взревели мощные моторы и, обдавая нас гарью, танки двинулись вперед.
«Удмуртия»
1985