Манекен с облупленным носом привязан к стулу. В штаны манекену - гранату РГД-33. К колечку - веревочка. Проба первая. Результат: так не пойдет. Как говорят испанцы: по passaran. В переводе на русский: не прохонже. Не пойдет потому, что потянешь веревочку из-за угла, но не колечко с предохранительной чекой выдернешь, а всего манекена со стулом с места сдернешь. Что же предпринять?
— А ну, господа офицеры, обложим ножки стула каменюгами!
Обложили. Попробовали еще разок. Результат: если потянешь веревочку, то выдернешь колечко с предохранительной чекой. А стул с манекеном на месте останется. Именно это и требуется. Выглянул князь Ибрагимов из подвала: никого? Никого. Тогда снова в подвал. Всем за угол! Всем уши зажать! А сеньора Червезу князь ножичком мягонько в бочок: тяни, сеньор, веревочку.
2.
Рудик Мессер представил, что прямо между черных глаз есть точечка. Пока она орала, Руди смотрел в пол. Но смолкла она на мгновение, чтобы перевести дыхание и воздуха глотнуть, поднял Руди глаза, широко их раскрыл, внимательно рассматривая несуществующую точку на переносице, и мягко попросил:
— Не ори.
3.
Грохнуло за углом. Грохнуло так, что с потолков подвала вековая грязь посыпалась. Думали, и камни посыплются, пронесло. Крепко в шестнадцатом веке во французских имениях своды подвальные соединяли. Рассеялась пыль и грязь, выглянули из-за угла - здорово! Ни стула, ни манекена с облупленным носом - одни кусочки по полу да лохмотья, как московские снежинки, опадают. Кружась.
Тогда второй стул сюда! Опыт - великое дело: сразу ножки стула каменьями обложили. Для устойчивости непоколебимой. Теперь, сеньор Хуан Червеза, твоя очередь. Садись. Вместо манекена. Проволоками тебя притянем. В штаны тебе такую же гранату. РГД-33. Надеешься, что тебе только яйца оторвет? Надейся. А господа гвардейские офицеры надеются, что не только яйца тебе вырвет взрывом. Разнесет так, как манекен разнесло. Крепко сидишь? Это хорошо. Гранату веревками к пузу твоему привязать несподручно. Лучше бинтом. Говорили же: верни долг. По-хорошему говорили. Не понимаешь по-хорошему. Жаль. Нам плохо. Тебе плохо. Из-за каких-то вонючих денег жизнь свою отдаешь, а господа офицеры и их очаровательная предводительница жизнью рискуют, шеи, считай, под гильотину подставляют. С превеликим удовольствием отпустил бы тебя, но нельзя - ты же в полицию побежишь жаловаться. Поэтому тебя непременно надо ликвидировать. Так ликвидировать, чтобы опознать было нечего.
Так… Усики металлические сжать, чтобы чека предохранительная легко вышла вслед за колечком, освобождая рычаг предохранителя… Веревочка привязана. Все за угол…
Понимал ли сеньор Хуан Червеза, что ободранный князь бормочет? Явно понимал. Даже русского языка не зная, все равно понимал. Он от взрыва первой гранаты оглох: все уши руками зажали, а он за веревку тянул, потому что уши зажать нечем было, потому ошалел и плохо слышит. Но все равно понимает. Чего тут понимать? Долг не отдал - ну и получи РГД-33 в штаны. Получи, дорогой. Заслужил. Проверили эти русские варвары на манекене: все работает, теперь твоя очередь… Чтобы и после тебя обрывки штанов под потолком летали, как перышки пуховые…
Последнее желание. Что тебе, сеньор Червеза, напоследок желается? Выкурить сигарету? Целую не дадим, времени в обрез, уходить пора, пока не застукали, а затянуться разок - пожалуйста. Тебе еще и выпить хочется? Тоже не забыто, на - хлебни. Что морду воротишь? Русская водка не по нутру?
Теперь прощай, сеньор.
4.
Фрау Бертина больше никогда на него не кричала. И не вызывала его в свой кабинет на экзекуцию. Ему вовсе не хотелось, чтобы она била линейкой по ладони. Просто интересно: что потом, после битья? И снова красивая мысль пришла в его светлую голову. Дождался ночи, легкого скрипа соседней двери. Повела фрау Бертина длинного хныкающего Фридриха к себе. А Руди - за ними. Встретил глаза ее бешеные, точечку между глаз представил, внимательно ее рассмотрел и тихо сообщил:
— А меня тут нет.
И Фридриху тоже: нет меня.
5.
Все за угол! Уши зажать! Потянул князь за веревочку. Колечко напряглось и потянулось за веревочкой. А за колечком - чека. Чека - это такая проволочка стальная, вдвое сложенная и в дырочку вставленная. На сгибе той проволочки - колечко, а на другой стороне хвостики стальные в разные стороны разведены. Их князь вместе свел, теперь из-за угла веревочку тянет, веревочка тянет колечко, а колечко - эту самую проволочку-чеку. Проходя отверстие, стальные хвостики ее чуть сжимаются вместе.
Взвыл сеньор.
6.
На столе перед собою увидел Николай Иванович Ежов полный комплект пыточных инструментов. В Германии сработанных. Из своей тайной камеры пыток кем-то выкраденный.
Кто посмел забраться в его тайник?! Кто посмел поднять руку на самое святое, на частную собственность?!
И жуткая мысль поразила мозг: ведь его, Коленьку, любимца всего прогрессивного человечества, тоже могут пытать.
Дикая мысль, от такой мысли - дикий крик.
И тут же смех: какая ерунда! Да кто же посмеет его пытать?! Он же Ежов! Он же - Николай Иванович! Да никто не посмеет к нему даже прикоснуться…
Попробовал шевельнуть правой рукой…
Нет, те, кто его ремнями принайтовал, в пытках толк знают. Пытки психологические сильнее физических. Он ощутил себя всего, до самых кончиков ногтей на ногах. Он осознал во всей глубине совершенную свою беспомощность. Пристегнут так, что может только глазами водить. Как кот ученый. Вправо. И влево. Если на лицо сядет муха, он не сможет себя защитить…
Если бы его мучили, если бы пытали, то… Он не знал, хорошо ли это было бы. Но его оставили одного в явно пыточном подвале. Он не знает, сколько времени ждет. Тут нет дневного света, тут нет никаких шумов и шорохов. Скорее бы они уже пришли!
Но они не идут. Сколько он так сидит? Час? Два? Или двадцать минут только?
Он зажмурил глаза и завизжал, призывая палачей не тянуть и не медлить.
7.
Не учли самой мелочи. А вообще-то предусмотрели решительно все. В заповедном лесу у Компьена нашли поместье брошенное. Осмотрели. Округу прочесали. Посты выставили. Решили: взрыв гранаты глубоко в подземелье снаружи услышан не будет. А если и будет услышан, то звук будет глухим и уху постороннему непонятным. Осмотрели своды подвала - не завалятся ли? Выразили надежду: выдержат. Запасли проволоки стальной клиента вязать, и крепких тоненьких веревочек, колечки из гранат выдергивать. Манекен достали без труда. В Париже манекенов больше, чем людей натуральных. Манекены парижские постоянно обновляют. Быстрее, чем поколения людей настоящих. Потому на парижских свалках списанных манекенов - горы целые, мужчины-манекены с обнаженными женщинами-манекенами вперемежку лежат. Штабелями. Один слой на другом. Вокруг города Парижа манекены - словно горы рукотворные, вроде терриконы шлака в степи донецкой.
С гранатами тоже нет проблем. Гражданская война в Испании - вот она. Только отгремела. За соседней дверью. А после войны, да еще гражданской, известное дело, избыток оружия гуляет по подворотням всех сопредельных государств: не желаете ли патроны к немецкому пулемету МГ-34 и двигатель от русского истребителя И-16? Куда теперь оружие девать, если война гражданская завершилась? Завершилась война полным разгромом коммунистов. Попытка товарища Сталина воспламенить Европу из Испании провалилась в начале этого славного 1939 года. Вопреки лозунгу коммунистов: по passaran, они, мол, не пройдут, не пропассаранят, они прошли. Каждый, кто хоть немного соображает, понимать должен: в этом же 1939 году товарищ Сталин будет пытаться поджечь Европу с другого конца. Но мало кто в этом мире соображает… Некогда соображать. Бизнес делать надо: так берете патроны? Нет, патроны есть. Гранаты нужны. Этого добра хватает. Любых типов, любых стран, в любых количествах. Остановились на советских РГД-33. С виду - не очень она элегантная, но работает справно, и по опыту известно: отрывает не только яйца.
Так что все предусмотрели, все подготовили. Забыли только сеньору штаны запасные захватить.
Как только натянулась веревочка, колечко за собой потащила и чеку вырвала, взвыл сеньор, взревел. Ногами связанными дергает-сучит, руками связанными выламывается, весь из веревок рвется, как лебедь в облака, вопли из него с визгом и вонь. Но поздно: колечко с чекой вырвано, предохранительный рычаг под действием боевой пружины в сторону отлетел, и ударник под действием той же боевой пружины, которую ничто не сдерживает, тяпнул в капсюль-воспламенитель. Теперь замедление - четыре с половиной секунды до взрыва. Иногда чуть больше замедление - это от точности производства зависит, от дозировки воспламеняющего состава. Для сеньора замедление перед взрывом секунд на тридцать затянулось. За те секунды орал он так, что себе нервы слуховые повредил, глаза кровью налились, потому как сосуды от крика кое-где полопались. Морда цвета бордового, как закат над океаном.
Выходит из-за угла здоровенный русский с бородой по самые глаза:
— Хватит орать. Первая граната чин-чинарем рванула. А во вторую гранату мы капсюль-детонатор не вставили. Не ори, не взорвется. Это тебе контрольное испытание было. На выдержку. Слабые у тебя, сеньор, центры сдерживающие.
8.
— Не ори. Чего разорался? Прямо из-за спины Ежова вышла большая, пышная спокойная женщина с великолепным рядом золотых зубов.
За стол села.
— Ежов?
— Ежов.
— Так и запишем: Е-жо-ов. А я Иванова. Следователь Иванова. Не ваш следователь. Не из НКВД. Я от Саши Холованова. Знаешь Сашу? Какой мужик! - зажмурилась следователь Иванова. Улыбнулась. Что-то вспомнила. - Ладно. Меня к тебе, Коля, давно приставили следствие негласное вести, да долго ты меня не замечал. Теперь на меня внимание обратишь. У тебя, Коля, гениальная голова. Теперь мы с тобой поработаем.
Сильной рукой тронула Иванова пилочки сверкающие, щипчики, холодным блеском горящие. Ноздри ее чувственные легким трепетом тронуло. Как у кобылицы породистой перед рекордным заездом:
— Какой инструмент! Такого нет ни в Лефортове, ни в Суханове. Это же качество! Европа! А мы, Коля, знаешь, какой гадостью работали допотопной?
Немцы, черт бы их драл, какая культура пыток! Куда нам до них, сиволапым!
9.
Не каждую ночь фрау Бертина вызывает мальчиков к себе на экзекуцию. Определил Руди Мессер, вычислил: экзекуции - это только 23 процента ночей.
Любопытство, проклятое любопытство. Руди Мессер решил узнать, чем же она занимается в те, другие, свободные ночи. Простая мысль о том, что фрау Бертина может ночью спать, в его голову не пришла: он уже знает о ней достаточно много.
10.
Тот, кто других обманывает, кто обманом живет, тот никогда не будет счастлив. Это правило такое. Хитрость и обман обязательно боком выйдут. А еще тот, кто других обманывает, всегда трус. И к нему пыток применять не надо. Его надо пугнуть, и он согласится. Но не подумали господа офицеры, да и Настя не подумала, что сеньор Хуан Червеза может испугаться до такой степени.
Теперь сеньор Червеза сломлен. Он готов подписать любые бумаги и отдать все. Но все не надо. Надо только с него получить долг. Кроме того, надо получить плату за работу с ним и проценты, которые наросли за время неуплаты…
Вот тут - проблема.
В том проблема, что деньги большие, потому никакому банку с теми деньгами расставаться не захочется.
Если выпишет сеньор чек на имя мадемуазель Стрелецкой, то директор банка в полицию звякнет и в присутствии полиции задаст вопросы. Самый простой вопрос: почему богатый человек сеньор Червеза платит какой-то оборванке огромные деньги? За какие такие заслуги? А еще банк может потребовать подтверждения правильности чека. Снова проблема. У сеньора вся морда синяя. Впечатление: его три дня били. А никто его не бил. Это просто от крика сосуды полопались на морде. Ждать, пока заживет? А ведь сеньор теперь вообще какой-то пришибленный. И навсегда таким останется. На него полицейский одним глазком только глянет и сообразит, что дело нечисто…
Может быть, организовать с ним совместную фирму? Сеньор Хуан Червеза вносит капитал и дает письменное разрешение партнерам этими капиталами распоряжаться. Хорошая идея. Но тогда имена партнеров где-то будут зарегистрированы. К чему это? Да и давать разрешение на пользование капиталами он должен лично, в присутствии юристов…
11.
Руди выспался днем. Его никто давно не трогает. Знают: любимчик. Он единственный во всей школе, на кого не кричит фрау Бертина. Он может не ходить на уроки и делать все, что нравится. Болтают даже, если ему взбредет поджечь школу, то и тогда она на него орать не будет…
Потому Руди прямо днем спит, никто его не тревожит. Он приучил себя засыпать там, тогда и постольку, где, когда и поскольку это требуется. Он засыпает, не ворочаясь и не зевая. Лег - уснул. И просыпаться приучил себя в точно назначенный при засыпании момент.
Вечером оделся теплее, взял плащ. Почему-то наперед знал: предстоит куда-то идти.
После одиннадцати постучал в ее дверь. Она отворила. Руди посмотрел внимательно в несуществующее пятнышко между глаз и привычно сообщил, что его тут нет.
С этим она согласилась и на него больше внимания не обращала.
Она куда-то собиралась. Долго собиралась. Красила лицо невероятно белым цветом, губы - невероятно красным. Она опрокинула на себя чуть не целый флакон духов. Руди аж чихнул. Благо она была занята собой и не услышала. Фрау Бертина любуется своим отражением и не может налюбоваться. Надо правду сказать: было на что любоваться. Она оделась в странный наряд, который заставил биться сердце мальчика так, что, наверное, слышали за стеной. И тогда она разделась. И оделась в другой наряд. Она любила наряжать себя и рассматривать в зеркале в разных вариантах. Снова разделась. И оделась. В каждом новом наряде она была лучше, чем в прежнем.
Он сидит в уголке, ноги крестиком, руки под щеки, ждет, что будет дальше.
Наконец она встала, набросила на себя черный широкий длинный плащ, который скрыл ее всю, на лицо - капюшон. Так ее никто не узнает. Длинным бронзовым ключом открыла она в спальне потайную дверь, потушила лампу.
И пошла во мрак.
12.
Я понимаю, что сейчас накоплен огромный опыт перевода денег со счета должника заинтересованным структурам. Я понимаю, что любой, кто работает в благородном бизнесе выколачивания долгов, подскажет мне сто методов, один другого лучше, но в том-то и дело, что мне подсказывать не надо. Нашей бы Настеньке кто-нибудь подсказал. Это у нее опыта нет, и подсказать некому. А вляпаться можно по самые ушки: только в банк войди, только развернут банковские служащие перед тобою сто бумаг… Когда понятия не имеешь, в каком углу расписываться надо… Эх, капитализм! Черти бы тебя побрали. И нельзя сеньора в банк отпустить. Пока у него морда заживет… Да и расплачется он в банке, что тогда? И господа офицеры Насте решения подсказать не могут. Они в тайге с красными воевали. У них свой опыт.
Спит Настя. Ей под самой крышей господа офицеры каморку освободили. Спит, во сне решение ищет.
13.
Фрау Бертина в темноте видит, как сова. Не зря у нее глазищи такие. Руди за ней спешит. В темноте на ведро какое-то налетел, громыхнул. Она лишь встрепенулась, прислушалась на мгновение и пошла вперед так же стремительно и уверенно, свой путь фонарем не освещая. Подземным ходом из спальни - в какие-то пустые комнаты, затем на улицу, в дождь. Покрутила ключом в ржавом замке, открыла железную дверь в каменной стене, и очутились оба в переулке. Завернули за угол и еще за один. Тут и открылась перед ними ночная жизнь столицы великой империи…
14.
— Расскажу. Товарищ Иванова, все расскажу. Что тебе надо?
— Золотишко, Коля, прячешь?
— Прячу.
— Камушки?
— И камушки.
— И валюточка по швейцарским счетам?
— Все расскажу.
— И на руководящих товарищей компромат собирал…
— Да.
— Есть материальчик?
— Есть. На кого нужен?
— Ах, Коля, с тобой работать скушно. Ты хоть в чем-то упрись, а то у меня причины нет следственный спецметод №12 применить. Но будь спокоен: я причину придумаю.
15.
Открылась перед ними улица красных фонарей. Народ праздничный, взволнованный, не по-ночному бодрый. Потоки людей в две стороны. Двери настежь. Музыка гремит, пиво венское рекой, хохот раскатами. Вправо и влево - переулки. Там еще веселее.
Фрау Бертина свернула во второй левый переулок и стукнула в неприметную дверь. Отворилась дверь сразу, вроде за нею кто-то стоял. Тяжеленная дверь, но отворилась легко, без скрипа. За дверью - дама сдобная, черные чулки - до самого ног перекрестья, в страусовых перьях дама. Расцеловалась фрау Бертина с дамой в перьях, а Руди даме сообщил доверительно, что нет его тут.
Она и поверила.
16.
Насте снится Мессер. Строгий и сухой. Хорошо Мессеру, пошел в банк: дайте три чемодана денег! Жаль, что Настя не чародейка, а всего лишь ученица чародея. Кроме того, она - ученица укротителя чародеев, их повелителя. Но ученица она начинающая.
Открыла глаза. Внизу - шелестит ночной Париж. Смотрит Настя в стену, фиолетовым заоконным светом разукрашенную. Что предпринять? Поворачивается на другой бок и снова засыпает. Ей не снится сегодня большая белая пушистая собака. Ей снятся волки. Волки гонятся за ней по лесу. У главного волка - человеческая голова, Это сам товарищ волк Сталин. И тут же приемная Сталина. И волки больше не гонятся. Она сидит и ждет вызова. Сталинский секретарь товарищ Поскребышев собрал сталинские рисунки… Вот если бы у Насти были сталинские рисунки… Волки и чертики… Она бы продала на аукционе… Сталин в живописи, прямо скажем, - не Пикассо, но денег бы дали за сталинские рисунки… А если бы у нее была картина Пикассо…
Вау! Отскочил сон, как предохранительный рычаг гранаты РГД-33 под действием боевой пружины. Настю аж подбросило на старинной скрипучей кровати: есть решение! Чем, собственно, она хуже Пикассо?
17.
За неприметной дверью оказался темный узкий переход, еще дверь, поворот и лестница вверх, и еще одна дверь. За этой дверью - лабиринт красной парчи, золотых кистей, турецких кожаных диванов и мягкого красного мрака. Почему-то именно так Руди в своем воспаленном воображении представлял гарем султана турецкого.
Тут сразу теряешь ориентировку. Тут нет окон, тут нет прямых углов. Тут из одного овального зала переход в другой, а из него - коридоры еще куда-то и еще. Тут все мягко, покато, округло, тут великолепная драпировка и толстые ковры глушат смех и стоны. Фрау Бертина прошла в комнату, которая, видимо, принадлежит ей. Это вовсе не комната, это зеркальный зал в красном свете с поистине императорской кроватью посредине, кроватью под парчовым балдахином, кроватью-дворцом, отраженной в зеркалах неисчислимое количество раз.
Она сбрасывает плащ, еще раз смотрит в зеркало и усмехается себе. Поворачивается к зеркалу правым боком. Левым. Поворачивается спиной, любуясь собою из-за плеча…
18.
Лестницей-скрипучкой вниз, вниз, вниз. Из-под самой крыши черепичной - в подвал каменный. Рассвет только чуть изукрасил небо парижское зеленым восходом, потому господа офицеры спать еще не ложились.
— Я знаю, что надо предпринять!
— Доложите, сударыня.
— Сеньору Хуану Червеза мы продадим произведение искусства. Продадим публично. Продадим на аукционе. На виду всего Парижа.
— А неплохо придумано.
— Понимаете? Мы продали - он купил. Никакого криминала. После того мы предъявляем чек в банке: отдайте наши денежки!
— Он должен присутствовать на аукционе?
— В том-то и дело: не должен. Богатые люди скупают шедевры через подставных лиц.
— А цена?
— Мы посадим в зал наших людей, они вздуют цену до той именно суммы, которую нам следует с сеньора содрать.
— Все хорошо. Задержка за самой мелочью: где мы возьмем тот шедевр, который можно продать за миллионы франков?
На это Настя улыбнулась таким счастьем, словно в глазах ее северное сияние полыхнуло:
— За шедевром дело не станет. Шедевр я сотворю.